– А как я должна о тебе думать?

– Не знаю… Но мне кажется, что я не давала тебе повода так обо мне думать.

– А я ничего плохого о тебе и не сказала. Я лишь высказала свое предположение: ты сейчас уйдешь свой грузовик искать, а в это время в квартиру войдет твой муж и подумает, что этого перца замочила я. Вызовет полицию, наденут на меня наручники, и прощай свободная жизнь. Нет, Валюша, оставаться в этой квартире наедине с мертвым перцем я не буду. Извини.

– Тогда пойдем посмотрим, где грузовик, вместе.

– Пойдем, а то мне что-то уже совсем дурно: столько времени рядом с трупом сидеть.

Как только я встала на ноги и хотела было открыть входную дверь, Клава усмехнулась и заметила:

– А ты в полотенце пойдешь?

– Ох, точно! Я сейчас быстро переоденусь.

Бросившись в комнату, я скинула с себя окровавленное полотенце и, достав из сумки свои вещи, принялась одеваться.

– А ну-ка голубушка, постой, – сказала Клава и подошла ко мне.

– Ты себя в зеркале видела?

– Видела.

– Страшное зрелище! Вообще за такие побои надо пообрывать руки тому, кто это сделал. Дай я тебе хоть раны слегка смажу.

Клава смазала мои раны, не забывая при этом меня жалеть и посылать проклятия в адрес Валида, я тут же оделась, выпила купленное Клавдией обезболивающее и распустила волосы для того, чтобы ими прикрыть мое распухшее лицо.

Вместе с Клавой мы спустились по лестнице, ведущей во двор и прямо у подъезда наткнулись на грузовик, принадлежащий Ахмеду.

– Это и есть его грузовик, – обрадованно сказала я Клаве.

– Не знаю, на кой черт он тебе сдался, но я бы на твоем месте в эту злосчастную квартиру больше не возвращалась.

– Почему?

– Потому, что дергать тебе нужно из страны, и как можно быстрее. Паспорт у тебя есть, ищи деньги и срочно езжай в Россию-матушку. Проси у нее защиты. Она, конечно, в последнее время не очень похожа на матушку, скорее – на мачеху, но я уверена, что она тебе поможет.

– А как же Ахмед? – растерялась я окончательно.

– А Ахмеду уже ничего не поможет. С ним все и так ясно, а вот тебе спасаться надо. Я не представляю, как ты будешь этот труп тащить в грузовик. Ведь на тебя же все местные жители сбегутся поглазеть. Вся улица. И минуты не пройдет, как приедет полиция, тебя сразу упекут в тюрьму. Даже не тебя упекут, а ты сама по собственной глупости туда отправишься. Пока в квартиру не вернулся твой муж, у тебя есть время сбежать из страны.

– Но ведь если мне даже удастся сбежать из страны, меня все равно обвинят в убийстве, а если я избавлюсь от трупа, то никто не узнает, что Ахмед мертв и что его я прикончила. Все будут считать его пропавшим без вести.

– Я тебя еще раз спрашиваю: как ты собралась труп в грузовик тащить?! Это нереально. Беги от греха подальше, и все. Жалко, что мой Хасан от меня прячется.

– А при чем тут твой Хасан?

– Я бы его за штанину на сувенирной лавке подвесила, но добыла бы у него деньги тебе на билет. Думаю, у него выручка неплохая, да и заначка в чулке на черный день имеется, а ты бы потом нам этот долг в Сибирь выслала. Даже если бы не выслала, то мы бы тебе его простили.

– Клава, ты слишком хорошо думаешь о своем Хасане. Такие, как он, ничего не дают – они только брать умеют.

– А я же не говорю тебе, что я по-мирному деньги хотела у него попросить, – моментально возразила мне Клава. – Я же его за штаны хотела подвесить.

– Клава, а если я дам тебе пятьсот долларов, то ты мне поможешь? – Я постаралась использовать последний шанс и посмотрела на Клаву глазами, полными надежды.

– Я даже за пару тысяч долларов труп в грузовик не потащу, – резко ответила Клава, но тут же одумалась и недоверчиво спросила: – У тебя денег нет ни цента, о каких пятистах долларах ты говоришь?

– Я просто назвала тебе свою цену. Ты же можешь окупить свою поездку и привезти деньги домой.

– Да у тебя денег нет, – по-прежнему не верила мне Клава.

– А если есть?

– Тогда тебе нужно срочно из страны дергать.

– Я хотела бы избавиться от трупа, мне тюрьма не нужна. Я еще молодая, еще смогу исправить свои ошибки и начать новую жизнь. Не будет трупа – не будет и преступления, тогда я могу со спокойной совестью вернуться на родину. Получится, что Ахмед пропал без вести и я не имею к этому малейшего отношения. Даже если мне удастся избежать проблем в Египте, то мне не хочется, чтобы они настигли меня на родине. Так ты поможешь мне или нет? – Я помолчала и тут же добавила: – За пятьсот долларов.

– Пятьсот долларов бы были для меня, конечно, не лишними. Я бы и в самом деле свою поездку окупила. Тем более у меня трое детей…

Почувствовав, что Клава уже практически готова мне помочь, я ощутила, как меня бросило в жар:

– Деньги ты получишь завтра, в три часа дня.

– Ты же сказала, что тебе привезут пятьсот долларов?

– Да. Именно на эту сумму мы с тобой и договорились.

– А на что ты тогда полетишь в свою Москву?

– Мне привезут тысячу. Из этой тысячи пятьсот долларов твои, а пятьсот – мои.

– А ты уверена, что тебя не подведут с деньгами?

– Уверена.

– Тогда по рукам! Что же не помочь хорошему человеку? Я хорошему человеку помочь всегда рада!

ГЛАВА 26

Единственное, за что я очень сильно переживала, так это за то, чтобы раньше времени не появился Валид, потому что я прекрасно понимала: если в квартиру вернется мой муж, то моим планам просто не суждено будет сбыться. Перетащив труп Ахмеда в старенький шкаф, мы сидели с Клавой на кухне, пили холодный красный чай и ждали, когда стемнеет. Клава задумчиво смотрела на Хургаду из окон моей квартиры и не могла не возмущаться по поводу того, что этот город не предназначен для жизни нормального европейского человека, привыкшего к цивилизации и к хоть какому-то маломальскому комфорту.

– Я не представляю, как из Москвы можно переехать на постоянное местожительство в Хураду, – никак не могла успокоиться она. – Хотя, если честно, я Москву не люблю. Какая-то она шумная, неприветливая, злющая. То ли дело – у нас в Сибири. Будет желание – приезжай в гости. У нас такая красота, словами не расскажешь!

– Спасибо, конечно, за приглашение, но я еще не знаю, как дальше сложится моя судьба, а ты меня уже в гости зовешь. Теперь, после всего того, что со мной произошло, я и сама не понимаю, как я могла решиться переехать на постоянное место жительства из Москвы в Хургаду. Знаешь ведь, как любовь туманит голову.

– Неужели ты так сильно влюбилась?

– Сильно.

– Что за перец тебе такой необыкновенный попался, что от него ты так голову потеряла? Ты от русских мужиков хоть раз голову теряла?

– Нет, – покачала я головой. – Увлечения и влюбленности были, а что такое любовь, я не знала.

– Интересно, а почему так?

– Я тоже над этим думала. Может быть, это оттого, что наши мужчины слишком скупы на комплименты и большей частью молчат, а восточные всегда могут сказать тебе то, что ты хочешь услышать. Ведь я так слепо верила Валиду, видела в нем только хорошее и не находила ничего плохого. Он просто потрясающий актер, ему бы в кино сниматься и на театральных подмостках играть. Он умеет так мозги запудрить, что ты никогда не поймешь, где ложь, а где правда и кто же он такой на самом деле. Я видела в нем тонкого, ранимого, душевного, любящего меня человека. Я и представить себе не могла, что он обыкновенный кобель и курортный жиголо, который при этом еще очень высокого мнения о себе. Строит из себя утонченного романтика, а на самом деле врет как дышит. Со стороны Валид выглядел как крайне положительный и порядочный парень, который непонятно каким образом оказался среди такого большого количества египетских курортных альфонсов. Его специализация – это большая и чистая любовь, о которой он может рассказывать часами. У него настолько подвешен язык, что хочется подарить ему всю себя, стать для него одной-единственной и неповторимой. Я и представить себе не могла, что практически каждой туристке он говорит одно и то же. Мне казалось, что такими святыми словами не шутят: Валид любил говорить мне о том, что меня подарил ему Аллах, и клялся мне в бесконечной любви этим же самым Аллахом. Оказалось, что у этого человека нет ничего святого. Он уверял, что уже пресытился другими девушками, что устал от секса без любви, что его душа отсырела и что, увидев меня, он влюбился в первый раз в жизни. Он говорил, что видит во мне мать своих детей и хочет на мне жениться. Валид то и дело повторял, что до меня он был очень плохим, но, увидев меня, он стал очень хорошим, а также то, что наши имена написаны звездами на ночном небе.